О государственном терроризме и экстремизме

Одно из СМИ взяло интервью у исполнительного директора общероссийского движения «За права человека» (интервью приводится в сокращении)

Ведущая - Валентина Ивакина (В.И.): Здравствуйте, уважаемые радиослушатели. У микрофона Валентина Ивакина. Это программа «Вторник со Львом Пономаревым».
Правозащитник Лев Пономарев будет рассказывать, какие дела на данный момент ведут специалисты общероссийского движения «За права человека» и анализировать последние события в стране. Лев Пономарев — это исполнительный директор общероссийского движения «За права человека». Здравствуйте! Лев Пономарев:

Л.П. : Здравствуйте.


В.И.: Знаю, что вы сегодня выступали одним из докладчиков на заседании СПЧ. В частности, говорили о такой вещи — поправляйте меня, если неправильно называю, — о государственном терроризме и экстремизме.

На самом деле, само заседание Совета по правам человека при президенте РФ — никогда бы на нем такой темы не могло прозвучать, потому что я в общем-то там оппонировал властным структурам. А назывался он так: «Участие общества в борьбе с терроризмом и экстремизмом». В принципе, такая постановка возможна и даже необходима, может быть. Конечно, надо, чтобы общество помогало бороться с терроризмом и экстремизмам именно государственным структурам. Но одновременно государство не должно своими неправовыми действиями, насильственными действиями плодить тех людей, увеличивать количество экстремистов и террористов. Именно в этом была суть моего выступления. Было две части в моем выступлении. Я говорил о том, что, во-первых, есть законы, которые настолько написаны расширительно, что под определение террориста или экстремиста в соответствии с этим законом может подойти фактически любой журналист, любой правозащитник, любой политический активист — при желании власти. И такие законы надо менять. Это первая тема была. 


Второе — я понимаю, что менять законы — это не такая простая работа, тем более у нас в стране и тем более в этом направлении, в защиту граждан. Но тогда даже при этих законах, которые есть, надо менять правоприменительную практику. В качестве примера хочу привести, насколько сейчас законодательство стало жестким, как много людей сейчас преследуется по экстремизму.


В.И.: То есть это те примеры, которые вы озвучивали в рамках своего доклада?


 Л.П.: Да. У меня, кстати, не доклад, а выступление, там у меня 5 минут всего было. Пример, насколько государство сейчас увлекается борьбой с так называемым экстремизмом. По статистике судебного департамента, число осужденных по уголовным статьям «преступление против основ конституционного строя и безопасности государства», со статьи 275 УК до статьи 284.1 УК РФ с 2003 года количество осужденных увеличилось в 28 раз. Возникает вопрос — а что у нас в стране-то произошло? Ничего вроде. Мы что-то не заметили, чтобы у нас бегали террористы по улицам или экстремисты или слишком много было бы изменников Родины. А что происходит, когда так резко увеличивает? Это значит, что законы слишком «резиновые». Казалось бы, что там — 14 лет прошло. Мы живем при том же президенте, примерно при том же законодательстве. В общем, никаких катаклизмов не было, чтобы увеличилось количество посаженных по этим статьям в 28 раз. И дальше я анализировал, кого сажают.


 А теперь несколько слов про экстремизм все-таки скажу. Были члены СПЧ, которые все-таки задавали вопрос — где-либо дано определение, что такое экстремизм? И все выступающие силовики как-то «плавали». Экстремистская деятельность — мы знаем, это определено в законе. А экстремизм — это такое понятие, которое нельзя определить якобы. В этом, может быть, и проблема. Дело в том, что вообще понятие «экстремизм» в международном представлении, «экстремистская деятельность» — это то, когда какие-то люди ставят перед собой задачу добиваться политических целей путем насилия. Это очень просто определение, приходящее в голову любому человеку. Если какая-то политическая партия или общественная организация путем насилия планирует прийти к власти в стране или навязать свою идеологию путем насилия обществу — все это — экстремистская организация. Если бы было так четко определено в знаменитой статье 282, то не было бы тоже анекдотических посадок, которые были в последнее время. А ведь сажают на реальные сроки уже по 282 статье. Вот был случай с Максимом Кормелицким. Он был приговорен к 1 году 3 месяцам колонии-поселения по 282 статье. Кормелицкий был осужден за то, что перепостил в социальной сети «ВКонтакте» фотографию крещенских купаний, когда младенцев купают в проруби зимой, с оскорбительным для верующих комментарием. В нецензурной форме он написал: «Они … (психически ненормальные)». «Согласно заключению экспертов, в тексте, изложенном на изображении купающихся в проруби людей, выявлено высказывание, в котором негативно оценивается группа лиц, относящихся к религии христианству, что свидетельствует о враждебности одной группы лиц к другой по признаку отношения к религии», — сообщил СК. Если подойти нейтрально у тому, что произошло, как можно было бы это трактовать? Негативное отношение в этом случае несомненно есть. И можно даже сказать, унижение достоинства православных в целом. Он их, может, и унизил, оскорбил, назвал их ненормативным словом. Но никакого призыва к насилию над верующими этот перепост, конечно же, не содержал. А в статье 282 так и написано — либо то, либо другое, либо все вместе. То есть судят одинаково и за оскорбление, и за призыв к насилию. Унижение граждан по различным групповым признакам, по сути, весьма схоже с оскорблением. А вот оскорбление давно уже декриминализовано, в 2011 году. Если убрать из 282 статьи вот это самое унижение, оставить только призывы к насилию, то тогда можно избежать этой, с одной стороны, немножко анекдотической посадки, а с другой стороны — простите, для нас с вами это анекдот, а парень сидел. Он вышел уже, взял семью и уехал за границу, сказал, что в этой стране жить не хочет. У него семья, двое детей. Если бы его оштрафовали, если бы было переведено это в КоАП, его деяние — да, действительно, нехорошо показывать священника и одновременно материться. Дали бы ему какой-то штраф и все. А он отсидел год и 3 месяца, взял семью и уехал за границу. А другой бы решил мстить просто и стал бы реальным экстремистом. Вот так, по-моему, работают наши законы. А если говорить про правоприменительный экстремизм — конечно, законы менять надо, но я что-то не очень верю, что это быстро удастся. А правоприменительного экстремизма у нас очень много, к сожалению. Я привожу примеры не конкретных людей, а я говорю о массовых нарушениях в данном случае в правоприменительной практике. Наиболее массовые идеологические репрессии — потому что все это фактически выливается в идеологические репрессии, когда нет призыва к насилию, а людей сажают, осуждают. Конечно, это идеологические репрессии. Либо политические репрессии. Наиболее массовыми политическими репрессиями являются в последнее время гонения на церковь, которая называется «Свидетели Иеговы» (запрещенная в РФ организация). Одномоментно 200 тысяч человек, живущих в России, были объявлены экстремистами решением Верховного суда России. 

Насколько опасна вот эта практика, когда районные суды в небольших городах принимают решения, что какой-то документ является экстремистским. Так же и было с «Хиз-бут Тахрир» или «Свидетели Иеговы». Они смотрели журнал, который читают «Свидетели Иеговы», издают за границей, сказали, что это экстремистский журнал. И все, после этого Верховный суд запретил всю организацию. 


Полностью интервью здесь  https://salt.zone/